Властолюбец
погибает от власти, сребролюбец -- от денег, раб -- от рабства,
искатель наслаждений -- от наслаждений. Так и Степной волк
погибал от своей независимости. Он достиг своей цели, он
становился все независимее, никто ему ничего не мог приказать,
ни к кому он не должен был приспосабливаться, как ему вести
себя, определял только сам. Ведь любой сильный человек
непременно достигает того, чего велит ему искать настоящий
порыв его естества. Но среди достигнутой свободы Гарри вдруг
ощутил, что мир каким-то зловещим образом оставил его в покое,
что ему, Гарри, больше дела нет до людей и даже до самого себя,
что он медленно задыхается во все более разреженном воздухе
одиночества и изоляции. Оказалось, что быть одному и быть
независимым -- это уже не его желание, не его цель, а его
жребий, его участь, что волшебное желание задумано и отмене не
подлежит, что он ничего уже не поправит, как бы ни простирал
руки в тоске, как бы ни выражал свою добрую волю и готовность к
общенью и единенью: теперь его оставили одного. При этом он
вовсе не вызывал ненависти и не был противен людям. Напротив, у
него было очень много друзей. Многим он нравился. Но находил он
только симпатию и приветливость, его приглашали, ему дарили
подарки, писали милые письма, но сближаться с ним никто не
сближался, единенья не возникало нигде, никто не желал и не был
способен делить с ним его жизнь. Его окружал теперь воздух
одиноких, та тихая атмосфера, то ускользание среды, та
неспособность к контактам, против которых бессильна и самая
страстная воля. Такова была одна из важных отличительных черт
его жизни. Да, Гарри чувствует, что существует путь к истинному человеку, да, порой он даже еле-еле и мало-помалу чуть-чуть продвигается вперед на этом пути, расплачиваясь за свое продвижение тяжкими страданьями и мучительным одиночеством. Но одобрить и признать своей целью то высшее требование, то подлинное очеловечение, которого ищет Дух, пойти единственным узким путем к бессмертию -- этого он в глубине души все же страшится. Он ясно чувствует: это поведет к еще большим страданьям, к изгнанью, к последним лишеньям, может быть, к эшафоту, -- и как ни заманчиво бессмертие в конце этого пути, он не хочет страдать всеми этими страданьями, не хочет умирать всеми этими смертями. Хотя очеловечение как цель понятнее ему, чем мещанам, он закрывает глаза и словно бы не знает, что отчаянно держаться за свое "я", отчаянно цепляться за жизнь -- это значит идти вернейшим путем к вечной смерти, тогда как умение умирать, сбрасывать оболочку, вечно поступаться своим "я" ради перемен ведет к бессмертию.
немало мест, которые можно повторить, например, кусочек про самоубийц или мещанство, или самая дорогая мне когда-то часть-теория о многогранности человеческой души. Или вот еще, например:
И все же, конечно, на всех словах, этих прекрасных мыслях лежит отпечаток трагизма и отчаяния. Так вот. Поэтому и хорошо читать эту книгу в 17 лет.