Это свершилось - я потеряла старую симку со 154 номерами знакомых, дальних знакомых, нужных и не очень, близких и чужих людей. Теперь не будет соблазна набрать кое-кого, о ком не стоит упоминать (хоть я и помню его номер наизусть, но надеюсь, он выдуется весенним ветром из моей головы), а еще я не буду мучаться угрызениями совести, что забыла позвонить тому-то или той-то (потеря симки - отличная отмаза!). Три года жизни заархивированы и где-то сложены. Считай - похоронены. В новой симке 25 номеров, но уже даже этот список можно было бы подчистить. Выбросить, выбросить, выбросить. Очиститься.
Надо все таки смириться с тем, что получать маленькие радости и удовлетворяться ими у меня не получяется, принять это, наконец, как данность. Какой то бред, что со мной
(............................................) - тут лавина мыслей, тех, что нельзя произносить вслух, только одно слово "Бездна" вываливается из этого потока.
Сотрите мою память.
Убейте мои надежды, мои мечты.
"О душа моя, теперь я дал тебе всё и даже последнее свое, и руки мои опустели для тебя: в том, что я велел тебе петь, был последний мой дар!
За то, что я велел тебе петь, скажи же, скажи: кто из нас должен теперь - благодарить? - Но лучше: пой мне, пой, о душа моя! И предоставь мне благодарить! -
оказывается, у меня миллион родственников со стороны мамы (выяснилось при посещении маминой тети Риммы)
у меня "бархатный голос" и я "хорошо пою", мама сказала, послушав, как мы с Верой под папин аккомпанимент поем "Звездочка моя ясная" (убойная песня) - урра, есс!!!
Жизнь налаживается!
А еще солнце светит ярко и по-весеннему, и люди на улицах изумленно оглядываются в след мне и моей улыбке
и никто не погонит спать, не прикрикнет: "Ленка, а ну-ка марш в кровать!"... А я буду упираться, говорить: "Еще чуть-чуть, еще капельку!"... А тот самый "никто" схватит на руки и отнесет в кроватку, подоткнет бока, укутает холодные руки-ноги... Вот и дошло дело до мечты... в такую позднюю ночь... В который раз убеждаюсь, что всему - свое время. Нечего копошиться и планировать: тааак, в 7 подъем... потом работа... обед... еще работа... вечером немного книги, разбавить музыкой, в 23:00 помечтать, в 23:30 приготовится ко сну, в 00:00 быстренько спать.
Как хорошо иметь дар удивляться! Видеть, чувствовать и удивляться! Все это снова и снова приближает меня к волшебному, завораживающему естесству самой жизни.
Выходит, не спала я, ожидая свою маленькую мечту... )) Что же... мечта пришла, желание поспать тоже... остается свернуться калачиком в кровати, накрыться меховым одеялом, сладко-сладко улыбнуться миру и ... хрррр)))
Кем мне утолить свое одиночество? В раскрытых ладонях блестят раздавленные минуту назад кусочки острых льдинок. "Я снова один, хотя кажется - вместе". Лед блестит и тает, возможно ему нехорошо от горячих моих рук, но он спокойно принимает свою участь, растворяется в воздухе - поле своего действия. Он принимает это безоговорочно, неизбежно и безоговорочно, он был готов и не ропщет. Он не может взять в общий наш с ним теперь воздух кусочки ветки кустарника, налипшие на него случайно (возможно), но он может на секунду разделить со мной одно пространство, один на двоих мир, секунду вдоха, мгновение жизни. Он каплями несколько минут останется на моих пальцах, обожжет мою кожу холодом. Это быстро закончится, но и это теперь - часть какой-то одной бесконечной истории.
Лететь.
Мы пришли из страны, где никто и никогда не задает вопросов (с)
из твоего наследия я сама себе должна галочку на пунктиках "Гришковец" (что якобы его изречения показались тебе похожими на мои) и "братьев Стругацких". Еще были "Путь шамана" и "Харизма", но мы это обсуждали. Итак, Стругацкие осилены месяц назад. Осилены "Трудно быть богом", "Попытка к бегству" и половина "Радуги" (последнее техническо-романтическое занудство смогла убить только наполовину)). Из всего прочитанного по-настоящему зацепило только один диалог из "Трудно быть богом". Диалог главного героя и его возлюбленной, плюс описание возлюбленной. Это задело меня, показалось очень-очень знакомым и даже вызвало легкую по тебе светлую печаль.
Цитирую. Девочку звали Кира, его - Румата (оба с разных планет).
читать дальше"Ничего в ней особенного не было. Девчонка как девчонка, восемнадцать лет, курносенькая, отец - помощник писца в суде, брат - сержант у штурмовиков. И замуж ее медлили брать, потому что она была рыжая, а рыжих в Арканаре не жаловали. По той же причине была она на удивление тиха и застенчива, и ничего в ней не было от горластых, пышных мещанок, которые очень ценились во всех сословиях. Не была она похожа и на томных придворных красавиц, слишком рано и на всю жизнь познающих, в чем смысл женской доли. Но любить она умела, как любят сейчас на Земле, - спокойно и без оглядки....
- Почему ты плакала?
- Почему ты такой сердитый?
- Нет, ты скажи. почему ты плакала?
- Я тебе потом расскажу. У тебя глаза совсем-совсем усталые... Что случилось?
- Потом. Кто тебя обидел?
- Никто меня не обидел. Увези меня отсюда.
- Обязательно.
- Когда мы уедем?
- Я не знаю, маленькая. Но мы обязательно уедем.
- Далеко?
- Очень далеко.
- В метрополию?
- Да...в метрополию. Ко мне.
- Там хорошо?
- Там дивно хорошо. Там никто никогда не плачет.
- Так не бывает.
- Да, конечно, так не бывает. Но ты там никогда не будешь плакать.
- А какие там люди?
- Как я.
- Все такие?
- Не все. Есть гораздо лучше.
- Вот это уж не бывает.
- Вот уж это как раз бывает!
- Почему тебе так легко верить? Отец никому не верит. Брат говорит, что все свиньи, только одни грязные. а другие нет. Но я им не верю, а тебе всегда верю...
- Я люблю тебя...
- Подожди... Румата... Сними обруч... (у Руматы на голове было что-то типа веб-камеры на обруче для волос, чтобы на Землю репортаж о событиях посылать) Ты говорил - это грешно....
Румата счастливо засмеялся, стянул с головы обруч, положил его на стол и прикрыл книгой.
- Это глаз бога, - сказал он, - пусть закроется.... - Он поднял ее на руки. - Это очень грешно, но когда я с тобой, мне не нужен бог. Правда?
- Правда, - сказала она тихонько"
Я выну из себя все твое... и мое, что принадлежало тебе и оставлю только наше. Я уже не скучаю по тебе. Я отдам это наше миру. Мир - возьми. Наполни себя нашей любовью и очисти меня своим дыханием.
Я, кажется, начинаю понимать, что значит спать и бодрствовать одновременно. С пяти утра как-то не верится, что проснулось (или не засыпалось? нет, наверно, не проснулось). Тело как будто существует отдельно: оно поработало, помылось, поело, поговорило с родителями, немножко полежало на диване. Я где-то, явно не в холодной Нижегородской области, а где-то на берегу океана, длинноволосая, в белой тунике, босая, собираю ракушки и выкладываю на мокром песке из них солнышки. Итак, сплю здесь, бодрствую там. ТАМ.
"Рисовать следами на ослепительном свежевыпавшем снеге при свете фонарей, под черным небом ночи, прислушиваться к шевелению Чувства внутри глубоко спрятавшейся души при разговоре с кем-то, если есть хоть намек на правду, подбирать скурпулезно, с достоинством престарелого мастера слова, в надежде выплеснуть Это из себя, вглядываться в собственное, исхудавшее непонятно от чего лицо, глаза, родные руки, пытаться вернуть на места, логичные (вроде бы) полочки сумашедший вихрь мыслей, слоями, перепутанными коконами кружащиеся в почти безумной (на мой взгляд вполне нормальной) голове, ожидать с восторгом малолетнего ребенка грозы, сходить с ума от неизвестности – господи, дай мне покой! – этот ряд почти бесконечен. Не проще ли, как во все прошлые ледниковые периоды моей жизни, придти с работы, приготовить ужин, плюхнуться в постель и, нажравшись в честь уходящего дня чем-нибудь сладким, отрубиться черным, лысым сном, чтоб утром просто встать, почистить перышки и, пофигистично отстранившись от мира собственных иллюзий, приступить к работе? ХЗ. Может и проще. А может в один из дней этой странной осени внутри что-то сорвало засовы, сорвало и двери, вскрыло и смело все бетонные электростанции, чтоб отчистить путь неуправляемому потоку моих невысказанных N, лавине чувства, сознания и бессильного негодования, не находящего ответа в материальной жизни моего мира (молчу).
Как нищая стою, скрывая серое лицо под волосами, побираю крохи с моих любимых, близких Человеков (пусть корнем станет Человечность, надо вспомнить что это такое), побираю куски тепла, пусть они и брошены почти ненароком или от самолюбия или еще бог знает чего. Целую минуты, если один хоть поднимет мое лицо, рукой прикоснется к губам, спросит: «Холодно?». Ковыряюсь в мусоре своего двуличия, может я и врунья и самодурка, самовлюбленная истеричка, эгоистка чистого духа, питающаяся слезами и смехом не себя?
Вот и стою, голая, откровенная, полубольная (но живая и счастливая) посреди минного поля своих сомнений, медленно и верно отпускаю тормоза, пусть катится к чертовой бабушке, лишь бы отпустило…
Знаю, что нужно сделать – закрываю глаза, губами шепчу молитву, слезами сердца обращаюсь к Богу:
Благодарю, не оставь, сохрани…люби как люблю Тебя я, прими дитя свое к себе, приласкай…